Как звучит Брехт?
Осенняя премьера "Гешера" "Добрый человек из Сезуана" задолго до первого показа обросла околотеатральными слухами. Говорили, что Евгений Арье ставит дерзкий, яркий спектакль, что такого Брехта мы еще не видели. И не слышали.
Музыкальная часть обещала много необычного, и прояснить, что на самом деле происходит, мог только композитор Ави Биньямин, написавший музыку к спектаклю.
- Ави, как началась музыкальная история гешеровского "Доброго человека из Сезуана"?
- Все началось с больших вопросительных знаков. У "Доброго человека" есть давняя, ставшая классической, музыка Поля Дессау, написанная еще в 40-е годы прошлого века, очень часто режиссеры ставят спектакли с его зонгами. Мне показалось, что музыка Дессау не имеет отношения к притче, которую мы собирались рассказать. Те, кто знаком с пьесой Брехта, знают, что Китай, где якобы происходит действие, место весьма условное. И музыка в том виде, к которому привыкли, нас не устраивала. Мы посчитали, что она сегодня не имеет той эмоциональной силы, того эмоционального воздействия, которые должны давать зонги из этой притчи. Брехт, безусловно, гений, но в пьесе довлеет коммунистическое и атеистическое мировоззрение. В зонгах спектакля было много социальных обвинений, и сегодня их обличительные тексты, мягко говоря, не вполне актуальны. Многие вещи, важные тогда, канули безвозвратно. Это форма, существовавшая в послевоенной ГДР, и она сегодня не выдерживает критики.
Справка:
Зонг – вид баллады, иногда близкой к джазовому ритму, часто пародийного, гротескного характера. Изначально – обозначение музыкальных номеров в театре Бертольта Брехта, где они обычно исполняются в виде интермедии или авторского комментария.
Википедия
- Какую задачу вы поставили перед собой?
- Текст есть текст, его нужно интерпретировать и сделать интересным для нас. Задача непростая. Поскольку речь шла о крупной постановке, в которой есть зонги, мы решили, что в спектакле должен быть занят живой оркестр. Каким он будет, в каком составе – мы не знали. Это предстояло придумать. По большому счету мы поставили музыкальный спектакль, в котором без присутствующих оркестрантов не обойтись. Кстати, "Доброго человека из Сезуана" всегда ставили с живой музыкой. И моя первая профессиональная встреча с театром состоялась именно благодаря этой пьесе.
- Каким образом?
- В 70-е годы, когда я был студентом Таллинского музыкального училища, у нас гастролировал какой-то театр из российской глубинки, то ли из Саратова, то ли из Воронежа. Они привезли в Таллин Брехта и на месте набирали музыкантов в оркестр. Я играл на фортепьяно. Вот так случилось, что через много лет я написал музыку к этому же спектаклю…
- Одним вопросительным знаком, наверное, была идея музыки к "Доброму человеку"?
- Самое главное для композитора заключается в выборе музыкального языка. Его нужно придумать, а все остальное – дело техники. Нужна особая эстетика, эмоциональная окраска, соответствующие замыслу режиссера.
- Арье объяснял вам, что ему нужно от музыки?
- Мы с Евгением Михайловичем работаем… хочется сказать, что всю жизнь. Мы вместе более двадцати лет, и главное в нем то, что он доверяет своим партнерам. Первое время мы с ним обсуждали музыкальные концепции постановок, в последние годы этого практически не бывает, потому что мы друг друга очень хорошо понимаем. Мы разговариваем, конечно, о будущем спектакле, но, если послушать со стороны, это какой-то птичий язык. Нам не нужны слова. Мы знаем, что какая-то идея, возникшая у режиссера, может воплотиться только тогда, когда ударившись, как шарик пинг-понга, отразится в сценографии, костюмах, музыке. Так часто происходит в театре.
- Какой музыкальный язык вы выбрали для "Доброго человека из Сезуана"?
- Сегодняшняя музыка – смешение разных языков. Мы существуем в мультикультурном пространстве, это отражается во всех вида искусства, а уж в театре в первую очередь. Я знал, что самую большую трудность представляют зонги. И вообще музыка должна обслуживать идею спектакля, который мы создаем. Было много проб, я брал музыкантов, потом отказывался, но в итоге все выстроилось. В основу я положил китайскую народную музыку, которую должен был вживую сыграть оркестр. У нас появилась так называемая китайская скрипка арху, с ударением на втором слоге. По сути это вообще не скрипка, а старинный музыкальный инструмент, у него две струны и дека из змеиной кожи. Наш скрипач, который работает в театральном оркестре, совершил подвиг. Он все лето потел, но научился играть на арху, что придало музыке очень красивую окраску. Соответственно, вторым его инструментом стала скрипка. Я играю на рояле, еще у нас есть бас и гитара. Я почувствовал, что зонги должны быть решены в "металлическом" ключе – не тяжелый металл, как на рок-концертах, а на грани. Здесь есть эмоциональный удар, это работает. Так мы заменили жанр кабаре, в котором раньше решались зонги "Доброго человека из Сезуана".
- На спектакль приходит публика 2014-го года…
- Совершенно справедливо. Делать вид, что ничего не меняется, опасно. Например, в кино существует специальность "звуковой оформитель", есть выдающиеся профессионалы, которые могут изобразить любые звуки: вот человек закуривает, вот ставит чашку на стол, ходит по щебню, по песку, по лужам… Я взял этот прием и возвел его в концепцию. Посадил человека в оркестр рядом с музыкантами, перед ним столик, на котором стоит все необходимое для звуковых эффектов. Рядом микрофоны, в которые он издает все звуки спектакля: церемония чаепития, шаги по грязи и так далее. Это создает совершенно особую атмосферу и придает происходящему на сцене новые оттенки.
- Постановка музыкальная, актеры "Гешера" поют вполне профессионально…
- В Израиле вообще все актеры поющие, так что каких-то особых проблем с этим не было. Актеров хлебом не корми – дай попеть.
- Почему?
- Хороший вопрос. Потому что нравится. Все актеры очень любят петь! Я не помню спектакля, чтобы какой-нибудь актер или актриса не позвонили и не спросили: "Ави, а там есть что-нибудь спеть? У меня такая роль, я могу"… Меня вполне устроил тот музыкальный итог, который мы получили. "Гешер" - мой дом, и я знаю, от кого могу ожидать того или иного результата. Сразу говорю, что не буду кого-то хвалить особо – повернувшись лицом к одному, я неизбежно окажусь спиной к другому, а мне бы этого не хотелось.
- Хорошо, давайте об оркестре.
- В нашем необычном составе шесть человек. Необычный он потому, что двое из них – не профессиональные музыканты, а работники театра. Один осветитель, а второй монтировщик. Тот, который осветитель – рокер, играет в своей хеви метал группе, довольно, кстати, раскрученной. А монтировщик оформляет спектакль шумовыми эффектами, о которых я уже рассказывал. К тому же он обладает необычайными способностями: владеет уникальной техникой двухголосного горлового пения. Это не китайское пение, скорее дальневосточное, но придает происходящему на сцене мощный колорит.
Справка:
Горловое пение — техника пения с необычной артикуляцией в глотке и/или гортани, характерная для традиционной (особенно культовой) музыки народов Сибири, Монголии, Тибета и некоторых других народов мира. Обычно горловое пение состоит из основного тона (низкочастотного "жужжания") и верхнего голоса.
Википедия
- Как вы узнали, что он это умеет?
- Случайно, за бутылкой пива. Он настоящий музыкант, пел в хоре, много лет занимался музыкой. Удивительно, но его горловое пение оказалось тем нюансом, небольшим, но крайне существенным ингредиентом, который собрал музыку спектакля в единое целое и придал ей нужное направление. Появилась живая индивидуальность звучания, к которой я стремился. Кроме этого, он поет контр-тенором, и я это тоже использую. Еще мне был нужен женский голос, пение без слов. Вначале я хотел взять кларнет, а потом понял, что голос должен быть живым. Нам помогла работница звукоцеха, в некоторых местах спектакля она поет вокализы.
- "Добрый человек из Сезуана" готов. Каково ваше профессиональное ощущение – получилось?
- Я считаю, что получилось интересно. Наш спектакль не похож на предыдущие, и мне это очень нравится. У меня была возможность экспериментировать, попробовать новое. Повторюсь, я долго не знал, какой будет музыка, думал, менял. Но потом пазл сложился, и полагаю, сложился удачно.
- Ави, есть вопрос, который я не могу не задать. Вы и ваши музыканты сидите в оркестровой яме в китайских шапочках. Почему?
- Об этом спросите художника по костюмам. Она решила, что должно быть так. Единственное, что делали специально для нас – обшивали шапочки, которые изменили акустику, фетром. Мы стали по-другому слышать, и эту проблему нужно было решить. И теперь мы настоящие китайцы.
- У вас в "Гешере" так весело!
- Приходите – обхохочетесь!
PS
Человека с уникальным голосом, который не только поет, но и озвучивает спектакль, зовут Игорь Мамонов. Он рассказал о своей работе в "Добром человеке из Сезуана":
- Вообще, я музыкант, участвовал во многих проектах в России, в Германии. Мы познакомились с Ави Биньямином, я рассказал ему, что занимался двухголосным горловым пением. Это была большая, серьезная работа, которая длилась года три-четыре. Ави заинтересовался, задавал профессиональные вопросы, я показал ему другие эффекты, которые воспроизвожу. Мои умения подходили для спектакля, и Ави сказал: "Давай попробуем". И мы попробовали…
Кроме этого, он предложил мне заняться шумовым оформлением, озвучивать действие, как это делают в кино, то, что называется бытовой механикой. Я шуршу бумагой, стучу ложкой, какие-то шумы эмитирую ртом. Всем нравится, как звучат шаги по грязи – это вода, смешанная со специальными опилками, мы долго подбирали пропорции, пока не добились идеального результата.
Отличие озвучивания театрального спектакля от кино в том, что на сцене живые люди. Сегодня они играют чуть быстрее, завтра чуть медленнее, а нужно точно попадать в действие. Но "Доброго человека из Сезуана" поставил Евгений Михайлович Арье – это значит, что все подогнано до мельчайших деталей. Получился прекрасный, яркий, оригинально звучащий спектакль, участвовать в котором – огромное удовольствие.